Иван III — государь всея Руси (Книги четвертая, пятая) - Валерий Язвицкий

— Баска она, — краснея, ответил Иван Иванович. — Вельми, видать, ласкова и желанна…

Государь похлопал сына по плечу и молвил:

— Не зря же матерь ее, Евдокия, дочь великого князя киевского, красой своей славилась. Ну, дай Бог вам совет да любовь! Топерь будем сватов засылать спокойно.

В тысяча четыреста восемьдесят втором году, вскоре после рождения у государя Ивана Васильевича сына Дмитрия, прибежал на Москву из Литвы от короля Казимира князь Федор Иванович Бельский.

Случилось это во дни самой спешной и кипучей работы Посольского приказа, когда Иван Васильевич сносился явно и тайно с могущественным королем венгерским Матвеем Корвиным, со знаменитым воеводой и великим господарем молдавским Стефаном и с ханом крымским Менглы-Гиреем, ища в них союзников против короля Казимира и против папы римского. Помимо этих дел, думал он и о Литве и о князьях верховских, православных, которые живут в верховьях Оки и ее притоков и в подданстве у Литвы со своими русскими порубежными вотчинами, а ныне, будучи Казимиром недовольны, о Москве мыслят и Руси поддаться хотят…

Обо всем этом, прежде чем беседу вести с князем Бельским, решил Иван Васильевич подумать с думой своей: сыном Иваном Ивановичем, с дьяком Курицыным и помощником его, дьяком Андреем Федоровичем Майко, да с казначеем своим, боярином Димитрием Ховриным.

Все были уж в сборе, когда торопливо вошел Федор Васильевич Курицын в сопровождении дьяка Майко, весьма толстого, но малого роста, и своего подьячего Алексея Щекина.

— Прости, государь, — низко кланяясь, сказал дьяк Курицын, — задержались мы. Некоих доброхотов наших литовских принимали. Вести их, мыслю, будут для днешней думы вельми надобны…

— Добре, добре, — ласково молвил Иван Иванович и, обратясь к дьяку Майко, шутливо сказал: — А ты, Андрей Федорыч, не ждал бы Филипова-то заговенья, топерь бы заговел, а то вздувает тобя, как опару, а лекарь мне сказывал, что дебелость для здравия — великое зло…

— Худо мне от сего, государь, — ответил дьяк. — Хочу вот пешком идти в Сергиеву обитель и пеш назад воротиться. Может, чудо тамо надо мной случится, а может, и само хождение мне дебелости сбавит…

Все рассмеялись.

— А ты после обеда не спи, — деловито посоветовал боярин Ховрин, — да за ужином ешь самую малость…

— Федор Василич, — перебил государь своего казначея, обратясь к дьяку Курицыну, — сказывай вести литовские.

— Ныне, государь, — начал Курицын, — как при Ахмате на Угре, во всех порубежных вотчинах князей литовских простой народ православный идет против униата, короля Казимира, и норовит православной Москве…

— Помню, — живо вмешался великий князь Иван Иванович, — как в боях с Ахматом у Берега много православных крестьян, черных людей и даже служилых с верховьев Оки в тыл Ахмату заходили, били отставших татар, обозы их с кормом зорили.

— Верно, верно, государь, — воскликнул дьяк, — так и ныне! Хочет простой народ под Москву, хочет от Казимира отсесть…

Обернувшись к своему помощнику Майко, Курицын молвил:

— Читай-ка, Андрей Федорыч, от каких городов литовских народ к нам тянет!

— Как доброхоты нам баили, — начал Майко, — двенадцать городов православных вотчин князей верховских по Березину-реку хотят за государей московских поддаться. Города сии суть Мценск, Одоев, Белев, Перемышль, Старый и Новый Воротынск, Старый и Новый Залидов, Опаков, Серенск, Мещевск и Козельск.

— Сии князи верховские с вотчинами, — заметил государь, — еще при родителе нашем вольны были и служили по докончаниям Литвы и нам, а более к Руси тянули, ибо все там православные: и народ и князья. Да выгодней им быть за Москвой, а не за Польшей и Литвой. Как ты о сем, Федор Василич, мыслишь?

— Выгодней им с нами, государь, — ответил дьяк Курицын, — нонешнее-то безрядье там — токмо продолжение тех прежних усобиц, которые и Казимиру мешали послать Ахмату на Угру ратную помочь.

— Истинно, — заметил молодой государь, — не зря же Ахмат на Литве зорил токмо порубежные вотчины князей православных…

Государь, как это бывало с ним, задумался. Все замолчали, но он неожиданно усмехнулся и сказал:

— Теперь всем нам ясно, как добре все нами удумано было против Ахмата. Казимир-то тогда с трех сторон горел: война за престолы для сынов своих с чехами и уграми; непрестанная драка с сеймиками польскими; в Литве же усобица с князьями православными. Не до Ахмата ему было…

Иван Васильевич опять помолчал и продолжал:

— Сие помните и далее деять тщитесь. Как воеводы на войне, лазутчиков всюду шлите, доброхотов слушайте. Помните, что с Литвой у нас нету войны, но и мира тоже нету. Василь Иваныч Китай в сем нам зело поможет. Ну, пока идите. Мы с великим князем Иван Ивановичем токмо вдвоем будем баить с князем Бельским о его делах, дабы видел он тайность сугубую и сам обо всем открытей нам сказывал. Ты же, Федор Василич, вместе с Андреем Федорычем и Димитрием Володимирычем идите к послам короля угорского, которому потом грамоту, как мы думали, составьте и утре к раннему завтраку мне принеси…

В тот же день за час до обеда боярин Димитрий Ховрин в сопровождении стремянного Саввушки привел в государев покой князя Федора Ивановича Бельского. Это был еще совсем молодой человек в нарядном польском кафтане, стройный и красивый.

Перекрестясь на иконы по-православному, он поклонился обоим государям.

— Будь здрав, великомочный государь, и повелитель, — сказал он по-русски, но слегка с польско-литовским выговором и затем, кланяясь Ивану Ивановичу, добавил:

— Будь здрав и ты, государь, великий князь московский…

— Будь здрав и ты, Федор Иваныч, — ответил старый государь. — Садись вот тут, ближе к нам. Да не осуди, что при тобе на мало время некоим срочным делом займусь.

Оборотясь к боярину Ховрину, государь спросил, подчеркивая тем самым, что у него нет тайн от князя Бельского:

— Как у нас Димитрий Володимирыч, с тайными послами короля угорского, Матвея Корвина?

— Могу тобе, государь, довести, что в дружелюбии и любви они с нами. О чем же беседы велись, не ведаю. Курицын-то баил с ними по-угорски, а Майко по-латыньски, яз тех языков не разумею…

— Ну, и добре содеял, что дошел к нам с князем Федором, — усмехнувшись, перебил боярина Иван Васильевич. — После дьяки-то сами обо всем мне доведут. Ты же поди к дворецкому, побай, как стол-то собрать, дабы гостя дорогого встретить нам по-московски, с честью великой. Опричь нам, токмо вы еще оба будете, а более никого, и слуг самое малое число…

— Слушаю, государь, — сказал Ховрин и, поклонившись, вышел, а Саввушка, высокий, широкоплечий и могучий воин, стал позади обоих государей, наложив ладонь на рукоятку кончара.

Князь Бельский с большим любопытством следил за всем, что происходило перед ним. Это было так не похоже на то, что делалось при дворе Казимира, великого князя литовского и короля польского. При Казимировом дворе было больше пышности и роскоши, но государь там был только первый среди равных и только совещался со своими вельможами. Здесь же государь — повелитель, и не говорит он, а приказывает, и не может ему быть ослушания…

Иван Васильевич на краткий миг остановил свой властный взгляд на князе Федоре, но, заметив, что тот оробел и смутился, ласково улыбнулся ему и молвил:

— Сказывай, княже, что и как на Литве у вас?

Федор Иванович заволновался и не сразу смог начать свою речь.

— Не можно, государь, — заговорил он, — жити на Литве православным. Льготы и воля во всем только латыньскому паньству. Даже заможные[103] холопы-католики мают более льгот, чем многие православные паны. Хочет Казимир снова унию укрепить, дабы Литву крепче с Польшей связать, а в верховских землях князья, главное же холопы, — все православные и все против унии. Церкви же наши православные митрополиту московскому норовят, а князи — тобе, великому князю московскому…

Федор Иванович вспыхнул от гнева и взволнованно продолжал:

— Круль же польский со всеми верховскими князьями православными, яко со своей челядью дворовой, расправы чинит! Прошлое лето сразбойничал он — приказ дал: новые православные церкви не строить и старые не обновлять…

Иван Васильевич не сводил острого испытующего взгляда с князя Бельского, но тот, охваченный гневом и обидой, не замечал этого.

— Было горше того, государь, для гонору паньского. Князья, северские православные, сведав, цо круль в Вильне, борзо пригнали туда. Хотели видеть круля, но стражи не пустили их в крулевски палаты и перед ними так двери захлопнули, цо ногу единому пану зело повредили! Как назвать бесчестье такое?

— А кто, опричь тобя, Олельковичей и Ольшанских, к Москве тянули? — тихо спросил Иван Васильевич.

— Князи Хотетовски, Белевски, Новосильски и прочие князи православные от Черниговщины…